Last updated
Сегодня в дискуссии с моим братом (Arseny Karimov) в его закрытом телеграм-канале мы затронули тему мифов, психоанализа и душевного здоровья. Как известно, психоаналитики в своей практике иногда используют метод анализа сновидений, чтобы лучше понять подсознательные мотивы пациента. Весьма часто образы человеческих сновидений соответствуют тем или иным мифологическим архетипам, которые встречаются в мировой культуре. Этот факт сам по себе далеко небезынтересен, но я бы хотел поразмышлять о другом, а именно об отношении христианства и мифа.
В начале своей публикации Арсений привёл очень интересную цитату исследователя мифологии Джозефа Кемпбелла:
«Высокий уровень невротических расстройств в наше время вполне может быть обусловлен тем, что мы всё меньше и меньше получаем духовную защиту и опору. Мы остаёмся привязанными к нереализованным фантазмам нашего детства и оттого оказываемся не готовы к необходимому переходу к состоянию зрелости».
Важно то, что я склонен думать схожим образом, однако в самом тексте есть очень уязвимое место, которое можно трактовать произвольно и широко. Я имею в виду отсылку к духовности: «мы всё меньше и меньше получаем духовную защиту и опору».
Люди очень по-разному трактуют духовность, существует множество ортогональных мнений на этот счёт. Одна из возможных интерпретаций духовности основана на расши́ренном понимании мифа:
«Духовную защиту и опору человек древности получал в колыбели традиционной культуры, которая зиждется на мифе и живёт им. Миф — не может быть вне личности; настоящий миф — это "мифоязык" — то, через что человек, вырастая, воспринимает всё, весь мир: небо, землю, людей» (цитата от одного из читателей).
Стоит признать, что представленный взгляд на миф и жизнь в целом достаточно глубок. Однако при таком понимании, в контексте первой цитаты, «духовной опорой» человека становится непосредственно человеческая культура и миф. Не стану отрицать, что культура, миф и мировоззрение играют существенную роль в жизни растущего человека. Культура и широко понимаемый миф защищают психику, создают чувство определённости и завершённости мира.
На первый взгляд, христианству должен быть выгоден подобный образ мысли. Экстраполируя его, можно создать некую библейскую апологетику. Но я не думаю, что это самый верный образ мышления и самая лучшая апологетика. Более того, сведе́ние христианского учения к мифу есть редукция, даже несмотря на всеобъемлющее расширение этого понятия.
На мой взгляд, «духовная опора и защита» находится вовсе не в мифологических яслях человечества, которые усыпляют наши страхи. Реальная духовная жизнь — это объективная, субъективная и действительная внутренняя жизнь и сила, которая помогает созреть и быть устойчивым к деструктивным влияниям, исходящим как «изнутри», так и «снаружи». Инфантилизм в виде колыбельной песни мифа, даже если он имеет общечеловеческое значение, есть противоположность духовной крепости.
В конечном итоге, незрелое сознание жизни и естественная привязанность к родительской любви как раз и закрепляется в «детских фантазмах», удерживая человека в инфантильном состоянии. Эти фантазмы и есть часть этого вспомогательного мифа, природа которого сугубо метафорична.
Любой миф, даже самый удивительный и красивый, рушится о категорию ничто. Небо «высокое» и «голубое», но ничто пожирает и его вместе с нашей смертью. Смерть сознания и исчезновение не помещаются в миф именно потому, что миф бессилен перед ними. Миф спасает, но не до конца, а потому не есть и спасение. Миф только даёт забвение и временное утешение тем, кто еще не утратил жизни.
В случае, когда личности грозит небытие спасёт только бытие. То бытие, которое не миф, а само действие и существование. И более того, только то бытие, которое даёт силу быть самому существованию.
Христианство — это не миф. Христианство — это Весть о том, что Отец бытия не отдаст нас ничто и хаосу. Он воскресит личность. А если нет, то нет смысла в христианском мифе. Он становится просто одним из колыбелен, что поют няни. В христианстве есть сила только потому, что есть Воскресение (1 Кор. 15:14).
Безусловно, няня — это хорошо. Какой ребёнок не любит молока? Какой мужчина не любит женской груди? Но христианин должен и это перерасти. Оторваться от сосков женщины, оторваться от иллюзии бессмертия и обрести опыт смерти.
Христианин не верит в сказку, но готовится к жизни через смерть. Наш путь жизни лежит через тот же опыт умирания, что неминуемо ждёт каждого человека. Мы не верим. Мы сознательно идём туда, где всё надуманное исчезает навсегда, где любая иллюзия разбивается, где всё обнажится и предстанет в своём онтологическом откровении так, как всё есть на самом деле; и только на самом деле.
